Например, помню вот такой эпизод: когда-то в девяностых на Позняках в три часа утра без денег вышел искать сигареты, а вернулся с куревом в шесть. Это сейчас там жизнь бьёт ключом и чуть ли не центр цивилизации, а те времена там была адова пустыня без ларьков и ночных прохожих, зато с немногочисленными полупустыми новостройками, и по проспекту Бажана ездили только дальнобои и таксисты, едущие в Борисполь, да и тех было мало. За три часа я видел пять прохожих. Я не смог стрельнуть ни одной сигареты, хотя от отчаяния я пытался для этого даже стопить такси. В конце концов я вернулся с кучей втоптанных в лёд окурков, расковырял их, вытряхнул, наспех просушил над газовой плитой, свернул в газетку и с наслаждением выкурил. Что же я могу знать о жажде и о зависимости?
Нет, это совершенно не сравнить с тем ощущением, которое испытывают некоторые некурящие от случайно прилетевшего слабого запаха дыма. Многим некурящим это пофиг, некоторым даже нравится, но я не таков. У меня от едва уловимой табачной вони сжимаются зубы до скрипа. Даже слабая, но неожиданная концентрация дыма в закрытом помещении может вызвать сильную, тупую, ноющую головную боль. По мере усиления вони мои руки начинают дрожать, движения становятся резкими и неточными, кулаки сжимаются, ярость переполняет меня. Мне хочется вбить сигаретную пачку курильщику в глотку, выбить ему зубы и сломать рёбра, чтобы каждый вдох причинял страдания; конечно, я ничего такого не делаю, но ни о чём другом не могу сконцентрироваться. Курящий может затушить сигарету и даже извиниться, но никакие извинения не могут вернуть всё как было. Ни один курильщик не поймёт этого, не ощутит нутром.
no subject
2013-04-01 16:23 (UTC)Я курил десять лет и всё прекрасно помню.
Например, помню вот такой эпизод: когда-то в девяностых на Позняках в три часа утра без денег вышел искать сигареты, а вернулся с куревом в шесть. Это сейчас там жизнь бьёт ключом и чуть ли не центр цивилизации, а те времена там была адова пустыня без ларьков и ночных прохожих, зато с немногочисленными полупустыми новостройками, и по проспекту Бажана ездили только дальнобои и таксисты, едущие в Борисполь, да и тех было мало. За три часа я видел пять прохожих. Я не смог стрельнуть ни одной сигареты, хотя от отчаяния я пытался для этого даже стопить такси. В конце концов я вернулся с кучей втоптанных в лёд окурков, расковырял их, вытряхнул, наспех просушил над газовой плитой, свернул в газетку и с наслаждением выкурил. Что же я могу знать о жажде и о зависимости?
Нет, это совершенно не сравнить с тем ощущением, которое испытывают некоторые некурящие от случайно прилетевшего слабого запаха дыма. Многим некурящим это пофиг, некоторым даже нравится, но я не таков. У меня от едва уловимой табачной вони сжимаются зубы до скрипа. Даже слабая, но неожиданная концентрация дыма в закрытом помещении может вызвать сильную, тупую, ноющую головную боль. По мере усиления вони мои руки начинают дрожать, движения становятся резкими и неточными, кулаки сжимаются, ярость переполняет меня. Мне хочется вбить сигаретную пачку курильщику в глотку, выбить ему зубы и сломать рёбра, чтобы каждый вдох причинял страдания; конечно, я ничего такого не делаю, но ни о чём другом не могу сконцентрироваться. Курящий может затушить сигарету и даже извиниться, но никакие извинения не могут вернуть всё как было. Ни один курильщик не поймёт этого, не ощутит нутром.